Не совсем джентльмен - Джеки Д`Алессандро

Поняв это, он вдруг дернулся, словно от сильнейшего удара в висок, и затряс головой, пытаясь избавиться от своего же воображения. Но никакой управы не нашлось – мысль плотно укоренилась в его сознании.

Черт возьми, он же не был настолько глуп! Влюбиться в женщину, которая так не подходила ему! А он – ей. Эта женщина планировала скоро выбрать мужа – совсем другого человека. Ей нужен был светский хлыщ, с титулом и деньгами, имениями и любовью к городской жизни. Человек, который будет сопровождать ее в оперу и на праздники, осыпать ее драгоценностями. Это точно был не он.

Натан не бедствовал, но и богатым не был и не стремился им стать. Три года назад он считал, что деньги стоят любого риска, и сильно пострадал из-за этого, а Колин и Гордон чуть жизнями не поплатились. Теперь все его богатства приняли форму мирной жизни в скромном Литл-Лонгстоуне.

Мир Виктории вращался на отдаленной орбите, там, где они никак не пересекались. И все же эти слова отзывались эхом в его сердце: «Я люблю ее».

Да, он любил. Ее ум и очарование, улыбку и упорство, ее смелость, находчивость и доброту. То, как она вызывала его на поединок и какие чувства в нем разжигала. Она пленила его, как только они впервые столкнулись три года назад, и все время до их очередной встречи он убеждал себя, что она не более чем избалованный тепличный цветок. Что пронесшийся тогда между ними вихрь был плодом его воображения. Теперь, по прошествии лишь двух дней, она отбросила все его домыслы, дав понять, как сильно он заблуждался и что тот самый вихрь не был ошибкой. Если она сделала это в такой короткий срок, то что ожидало его через несколько недель?

Господи, этого не должно было произойти! Ему надо было влюбиться в неприхотливую сельскую девчушку, которая радовалась бы простым вещам и такой же скромной жизни, какую вел он. Но никак не в светское сокровище, выращенное в блеске, которого он избегал. В женщину, которая вернется к лакированной жизни Лондона и похоронит его в своем прошлом, с одними лишь воспоминаниями и разбитым сердцем. Конечно, со временем чувства забудутся; от этой мысли он просиял. Все это безумие – заблуждение, туманная завеса, которая рассеется, как только он установит некую дистанцию.

– Натан... Что с тобой?

Ее мягкий голос вывел его из глубокой задумчивости. Ее взгляд выражал беспокойство и смятение.

– Все хорошо.

«Нет, все плохо! И это из-за тебя».

Натан отодвинулся от нее и пошел к камину взять оставленные там полотенца. Он быстро умылся у чаши, стоя к ней спиной. Теперь их разделяли пятнадцать футов. Самообладание медленно возвращалось к нему. Отлично, как раз то, чего он ожидал, – дистанция между ними. Разве он мог разумно мыслить, когда она, обнаженная, лежала под ним? Конечно, нет. Но теперь он снова обрел эту способность. Сумасшествие – вот чем она была. Красивое безумие с ароматом роз. Он почувствовал облегчение. Слава Богу, все опять прояснилось.

Отжав воду из полотенца, он повернулся к ней. Как только их взгляды встретились, все спокойствие и ясность исчезли, как облачко дыма при урагане.

Он любил ее, черт возьми!

Чувствуя сильное волнение, он подошел к кровати, держа мокрое полотенце. Присев на матрац, аккуратно стер следы их бурной страсти. Он заставил себя сосредоточиться на деле и не показывать ей своих глаз, где она могла прочесть слова, которые он хотел сказать, но не мог: «Я люблю тебя».

Натану стало очень досадно. За годы службы он прекрасно овладел искусством обмана, мог спокойно прятать все эмоции под непроницаемую, нечитаемую маску! Снова применить эти способности будет несложно.

«Нет, ты уже не тот человек, кем был», – шептал ему внутренний голос.

И это была правда. Он и не желал становиться прежним, но пока Виктория будет в Корнуолле, придется притворяться.

Отложив использованное полотенце, он накинул простыню на Викторию, пряча всю эту белоснежную, обнаженную красоту, и только после всех хлопот посмел взглянуть на нее.

Широко открытые глаза были полны грусти и поблескивали от навернувшихся слез. Нижняя губа задрожала, что тронуло его до глубины души.

– Я не угодила тебе, – прошептала она.

Он мягко взял ее пальцы, гладя их покрывалом, и мысленно обругал себя.

– Нет, что ты!

Она вздернула подбородок. Но, выставленная напоказ, гордость не скрыла боль и обиду в ее взгляде.

– Я не слепая, Натан. И если я чем-то разочаровала тебя, так скажи мне, что это.

– Ничем, – ответил он, поднося ее пальцы к губам и осторожно целуя, – клянусь. Наоборот, ты слишком угодила мне. – Он выдавил кривую улыбку и продолжал: – Ты полностью высвободила меня, дорогая, чему я сильно удивлен.

Ее взгляд немного просветлел, и в нем отразилось понимание.

– А ты ведь не любишь сюрпризов.

– Должен признать, от них мне... некомфортно. Но сейчас это было просто очаровательно.

Она окончательно успокоилась.

– Могу сказать то же самое. Кажется, теперь я знаю, что удается тебе лучше всего.

– Уже знаешь?

– Да, и мне бы очень хотелось, чтобы ты еще раз продемонстрировал это.

Он перевернул ее руку и поцеловал ладонь.

– А если я скажу, что это еще не лучшее, на что я способен?

Ее глаза потемнели, вызвав в нем сильное возбуждение.

Виктория села в постели, и простыня откинулась в сторону, открыв ее грудь.

– Тогда я тем более заинтригована: что же это лучшее собой представляет?

Протянув руку, он пощекотал пальцами розовые соски, наблюдая, как они затвердевают, и чувствуя новый прилив желания в своем теле.

– Я понял, что лучше всего удается тебе, Виктория.

Она выгнулась под его прикосновениями и вздохнула.

– И что же это?

– Ты можешь пленить, всего-навсего войдя в комнату. Очаровываешь неожиданными высказываниями. Ослепляешь своей улыбкой. Обольщаешь одним лишь взглядом.

– Это четыре вещи, – прошептала она, тяжело дыша.

– И во всех ты преуспеваешь.

Она погрузила пальцы в его волосы и притянула его голову к себе.

– Поцелуй меня, – сказала она нетерпеливо. Перестав улыбаться, он позволил придвинуть себя ближе и прикоснулся к ее губам.

– Знаешь, а ты очень требовательная. – Он провел языком по ее нижней губе.

– Я решила, что это более эффективно, чем быть сдержанной.

Он тут же вспомнил их первый поцелуй и как она сказала тогда: «Еще».

– А что, ты когда-то была сдержанна?

Она отклонилась, и в ее глазах появилось смущение.

– Не знаю. Все этого хотели. Но мне очень нравится выставлять требования. Пока я этого не делала, меня гладили по головке и отставляли подальше в угол, как украшение комнаты. – Она бросила взгляд на его губы и подалась вперед. – Еще.